ОТКУДА У НЯНЯ КАРИБСКАЯ ГРУСТЬ?

Дремлет притихший северный город, низкое небо над головой. Что тебе снится, крейсер Аврора? Почему именно в Питере обитает основатель самого продвинутого из всей раста-тусовки, культового музыкального коллектива "Карибасы", самый милый-белый-пушистый вокалист и карибский ас Филипп Никаноров? Извините, вопрос был риторический.
Смеркалось. Филипп не мог меня встретить, будучи молодым папашей и, в отсутствии супруги, по совместительству, "усатым нянем". После длительных брожений по промозглым набережным и улицам-близнецам, истоптав половину Васильевского острова, и истратив остатки сбережений на грабительские питерские таксофоны, я отыскала-таки внушительную парадную, за которой лежал путь в стремную неизвестность.
Колдуны, наркоманы и музыканты - люди с расширенным, и уж точно, измененным сознанием. Люди для которых музыка, то есть вибрации, вещь естественная и повседневная, которые ею мыслят, часто не могут выразить свои мысли и чувства не от костноязычия, а оттого, что их мир лежит за гранью понимания. Если кто читал покойного К. Кастанеду и знаком с понятием нагваль, тот поймет. Так или иначе, они напоминают такие милые одуванчики, находящиеся в перманентной прострации, все явления воспринимают, как процесс, не люди, а процессоры, плавные и размеренные. Тяжело и нервозно заранее думать, как с такими гуманоидами входить в контакт.
Стоило Филиппу открыть дверь, как в меня немедленно что-то врезалось. "Что-то" оказалось крайне шумным, назойливым и карапузом, который туда-сюда носился или, по определению родителя, "форсировал". Помимо форсирования дитя устроило мне экскурсию в шкатулку с пуговицами и зачитало мне мои права. Выяснилось, что я не имею права: сидеть на папином кресле и есть из папиной тарелки, да еще папиной ложкой. На что я имею право, я так и нее узнала. потому что, несмотря на все визги и протесты, присутствовавший в помещении друг унес чадо минут на сорок в соседнюю комнату.
Вздохнув с некоторым облегчением и оглядевшись, я обнаружила себя в такой огромной бывшей коммуналке с запредельными потолками, что в ней можно было бы давать балы и банкеты, правда после капитального ремонта. На обшарпанных стенах висели странные картины и панно в кислотно-мистическом стиле, мебели минимум, все скромно, даже как-то по-хипповски, стол раз и навсегда загажен детским пластилином... Нет, вы неправильно поняли, я люблю детей, особенно после преподавательской практики в младших классах. Как помидоры: кушать-да, а так - нет. Ну, боюсь я их!
В отличие от своей квартиры и от всех моих знакомых растаманов, Филипп производит впечатление человека ухоженного, опрятного, чистоплотного, домашнего, а главное, хорошо и со вкусом одетого, он даже обладает здоровыми зубами. Как бы часто Филипп не приезжал в Москву, тусуется он как-то мало, в основном, выступает и старается улизнуть в небольшую компанию. Толпы не любит, потому что когда всех много, их приходится перекрикивать, тем более, что общение со всеми сразу невозможно. А теперь еще и ездить приходится по очереди...

Корр.: Куда подевалась супруга?
Филипп: Она сейчас в Москву поехала к своей подруге. Все художники и тусуются между Питером и Москвой.
Корр.: В Москве говорят, что у тебя жена графиня, что вы живете в какой-то огромной квартире, и что вас не любят соседи.
Филипп: Оттуда я уже уехал. Была другая очень хорошая, гигантская коммуналка, которая находилась недалеко от Театральной площади - огромный дом с атлантами, с часами, залезаешь на крышу - перед тобой весь Питер лежит. Но Васильевский остров - это очень хорошо, постепенно я здесь прижился.
Корр.: И ничто не обламывает? Остров-то, все-таки, не Ямайка...
Филипп: Когда разводят мосты, с острова никуда не денешься. Обратно, возможно, и доберешься за большие деньги на лодке, а вот туда - никак.
Корр.: А куда тебе за последнее время понравилось ездить?
Филипп: Очень интересная была поездка в Туву. Там был фестиваль горлового пения. Я уже давно интересовался горловым пением...
Корр.: Подучиться не хотелось?
Филипп: Мне даже не нужно было учиться, достаточно было наслушать, когда люди поют. И как они видят этот мир. Иногда было очень интересно общаться с дедушками из группы Хунхуурту и др.
Корр.: С ними можно и тут пообщаться.
Филипп: Они приезжают постоянно. Сейчас мы будем продвигать, чтобы у них и в Питере было побольше концертов, потому что они очень тянутся к общению, которое здесь происходит, причем с большим интересом. А нам очень интересно было смотреть, как люди-тувинцы воспринимают реггей и даб...
Корр.: А они по-другому воспринимают?
Филипп: Да. Они никогда этого не слышали. Естественно, мы выступили...
Корр.: А при чем тут вы и горловое пение?
Филипп: Это же этническая музыка. Мы ищем подход, стиль, новое вдохновение... Там в Туве и буддизм, и шаманизм работают в одном составе.
Корр.: То есть Карибасы выступали на фестивале горлового пения...
Филипп: Да. Но я был очень рад, что я попал туда. Многие тувинцы говорили, что если мы приехали в Туву, значит мы там уже когда-то рождались. При этом, люди, которые спускаются с гор (чабаны которые), природа живая...
Корр.: А как выглядело место?
Филипп: Там такой город Чедан (?), второй по величине. Огромные горы, а в середине равнина - такой квадратик. Въезжаешь в квадратик, и выясняется, что это - большой город, где живет очень много людей...
Корр.: Ну и зачем?
Филипп: Это поиск, это - одна из первых экспедиций, которые мы теперь каждый год проводить.

Растаманская тусовка у нас все еще в андеграунде, хотя, благодаря дабу и панкам, пребывает там чисто номинально, так как давно приобрела культовый статус. Держатся растаманы обособленно, но слаженно. Даже на средненьких концертах зал всегда набивается битком, но, как правило, увидеть там можно одни и те же лица, и все знают друг друга по имени, просто секта какая-то. Кстати, вполне религиозная. Все вышесказанное подтверждают сборные (реггей-даб-транс) концерты на больших площадках: все, кто это слушает, обязательно приходят. Остальные слушают дома и просто не любят тусовок, к тому же большинство выступающих живьем так паскудно играют, что их лучше слушать в записи и под настроение.
Откуда же эта мода? Если дело в культе курения каннабиса, то неужели его невозможно курить подо что-то другое? Что такого в монотонном отечественном дабе, который давно превратился в типичный easy listening (то есть в саундтрек, фон к отправлению повседневных и естественных надобностей Васи Пупкина, слесаря-сантехника последнего разряда из Кислодрищенска не Амуре)? И что хорошего в реггее, который похож на одну и ту же бесконечную песню протеста: "Legalize cannabis!"? Что такого особенного понравилось людям в ритме, похожем на шаги одноногого солдата, в закольцованных двух-трех-нотных мелодиях, в аранжировках, снятых с семпловых сборников трехлетней давности? И, наконец, что приятного, что хорошего в гнилозубых, вонючих, блохастых и замшелых дядьках с сосульками на головах, которые глупо улыбаются и все время просятся в Африку?

Филипп: Первым делом на Ямайке появилось раста-движение, пан-африканские движения - люди, которые хотели попасть в Африку. Потом оно переместилось в Англию - там было очень много черных, они его подхватили вместе с белыми панками. Панки первые врубились, некоторые даже ездили на Ямайку. Потом это перевалило в Европу - в Италию, во Францию, а сейчас дошло и до России. Россиянину, конечно, может быть не до конца понятны все эти проблемы - что все должны вернуться в Африку, все должны быть черными и постоянно шалить ганджубас. При этом, в России очень много информации со всех сторон, много музыкальных стилей, технологических достижений. У меня много друзей, которые приезжают из разных стран и хотят жить только в России, потому что здесь нет застоя. Если здесь какие-то политические дела не могут решиться, то на уровне общения, на уровне восприятия того, что люди пытаются передать друг другу, то, что они ощущают, как раз движение и происходит. Люди постоянно тянутся к тому, чтобы восстановить то, что было утеряно, какие-то культурные корни, и раста-тусовка находит в этом твердую почву.
Корр.: А что именно было утеряно?
Филипп: Всеми что-то было утеряно. Россия прошла серьезные испытания, а сейчас это все приходит в порядок. Появляется очень много новых реггейных коллективов, которые играют разную музыку и смешивают это все...
Корр.: С чего это у тебя началось?
Филипп: Я сначала пытался играть и джаз, и панк. Потом это переросло в попытку играть ска. И там уже постепенно я вышел на уровень встречи с моими друзьями, которые перевернули колесо понимания происходящего в музыке. Например, это Дима Васильев - музыкант, с которым мы постоянно играем, который занимается всей музыкальной архитектурой группы Карибасы. Эта музыка - созерцательна. Через медитативный подход. И в то же время, это общение с Богом. Есть классическая музыка, которая кажется чистой, возвышенной, многоплановой, а здесь выходит, что есть какие-то стили, например, транс, которые постепенно выводят на этот уровень дабового звучания, огромного пространства, похожего на чистый лист... Часто люди пытаются подтянуть себя к каким-то стандартам... Одно дело научиться так же играть, так же извлекать звук, а другое дело - делать то, что в душе происходит так, чтобы это была правда. С другой стороны, эта музыка несет некоторое спокойствие и уверенность...
Корр.: А не торомознутость ли?
Филипп: Тормознутость - это для обкуренных. Для тех, кто курит ганджубас, чтобы ловить кайф. Это меня больше всего злит. Потому что в последнее время появилась прослойка молодняка, который примеряет какие-то маски - черные люди, пластилиновые дреды, косяки постоянные, красно-желто-зеленые флаги... Многие идут сначала на каике-то красивые атрибуты, а потом натыкаются на что-то чуждое, либо наоборот идут дальше... А мы смешиваем дабовую культуру с этническими направлениями, с трансом...
Корр.: Это можно воспринимать на абсолютно трезвую голову?
Филипп: Можно. У меня есть друзья, которые слушают это именно так. Бывает, что у тебя есть компакт, ты можешь с первого раза послушать и вообще ничего не поймешь, но потом это постепенно накручивается и входит в другое русло. А если человек курит ганджубас и впадает в состояние повышенного внимания...
Корр.: В соответствующий ритм самочувствия...
Филипп: Да. Но я могу сказать, что в этой культуре гандубас - не самое главное... В принципе здесь все очень взаимосвязано. Здесь и религиозные взгляды, с одной стороны, это - христианство...
Корр.: ???
Филипп: История в тот, что есть много разных имен Бога. Одни называют Его Будда, Другие Кришна, третьи Джа...
Корр.: Это долгая тема, это все глобальности. А банальности? Как вы, к примеру, Новый год отмечаете?
Филипп: Я - на концертах... Нет, просто, Для меня музыка - это осознание каких-то своих скрытых возможностей, которые дают озарения, с другой стороны - конкретный религиозный поиск истины здесь на Земле. Существует процесс, который одни называют Вавилоном, другие Сансарой, который давит на человека так, что он не может жить в обществе. Сейчас такой процесс жесткий, что система давит, диктует свои права
Корр.: И как ты выходишь из положения?
Филипп: Путем наслушивания музыки, начитывания книг, хождения в храм...
Корр.: В какой?
Филипп: В любой.
Корр.: Но в твоей жизни существуют какие-то ритуалы?
Филипп: Существуют, только на очень тонком уровне. Это - процесс... Сначала ты смотришь на себя, что у тебя происходит внутри, а потом выходишь на более высокий уровень. Здесь происходят озарения. Иногда даже неосознанные. Осознанный подход - это через текст, а музыканты иногда чувствуют. И если есть возможность дать молодежи, которая слушает эту музыку почувствовать, что связано с той или иной мелодией - это значит мы сделали свое дело. Или это - просто кайф ловить, расслабляться всем вместе и ничего не делать. Здесь ставится вопрос для чего мы тут.
Корр.: То есть сидеть и грузиться.
Филипп: А что еще делать? Кто-то, конечно, может смеяться над этим.
Корр.: Что ты обычно читаешь?
Филипп: Восточную философию, христианскую философию...
Корр.: А как тебе кажется, в дальнейшем развитии текст вымирает?
Филипп: Есть какая-то заклишированность. Например, любовь. Из телевизора девушки с накрашенными губами и непонятными прическами говорят это слово постоянно. И от этого теряется смысл. Если человек хочет выразить что-то, и ему для этого требуются слова, он это делает в словах. Иногда текст выливается в одно слово. После Тувы у меня были тухлые две строчки: "Там, где неба океан над головой и в голове". С одной стороны, больше ничего не доскажешь, а с другой, можно поворачивать по-разному. Волнует то, что сейчас очень много текстов ни о чем - просто говорильня...
Иногда кажется, что реггей - примитивная музыка, но другое дело, когда все это осознано, прочувствовано. Человек делает движение на гитаре - пам! Это, вроде бы, ничего, а с другой стороны, на записи остаются эти нюансы, эти чувства.
Корр.: Как у вас происходит творческий процесс?
Филипп: Очень-очень долго люди капаются в своей душе, друг в друге, потом в книгах, в храмах, на природе, и свыше им дается прекрасное озарение. По большей степени, это - повышенная чувствительность...
Корр.: Как вы все это осуществляете - вы ведь в разных городах живете? В Питере, в Москве, еще где-то...
Филипп: Да, а еще один в Италии, один во Франции... Постепенно каждый накапливает много информации. Каждый занимается своим делом, я пишу тексты, ребята, которые в Москве играют свою музыку, у них свой проект. Когда все пересекается, появляется искра. При этом, разрушается иллюзия одиночества. А практически мы работаем в Москве на студии, здесь, в каких-то ночных квартирах - это партизанская жизнь.
Корр.: Вероятно, партизанская жизнь требует партизанской одежды. Каждый раз, когда такое вижу, хочется спросить: легко ли жить с дредами? Причесаться не хочется?
Филипп: Причесываться не хочется, все это моется, как и обыкновенные волосы, только больше времени уходит. Если кто-то делает себе колтун из воска - у того, наверное, проблемы. Мне дреды жена раз или два в месяц докручивает у основания. Это не больно, я так хожу уже несколько лет.

На этом этапе нашей беседы, после длительных сражений, огромная тяжелая дверь отверзлась, и в комнату с криками ввалился ее маленький победитель. Вежливо поинтересовавшись наличием у меня питерской вписки, Филипп шире некуда распростер пределы своего гостеприимства и предложил мне ночлег. К счастью, у меня уже были билеты на вечерний поезд. Почему "к счастью", выяснилось пятью минутами позже, за допиванием чая. В квартиру вошла еще одна гостья, у которой немедленно спросили, не могла бы она посидеть с ребенком часок-другой.



Елена МОКСЯКОВА, "Штучка"

РЕАНИМАЦИЯ

Гостевая книга