Группа «Мантана» состоит, прежде всего из двух хрупких очаровательных сестричек – рыжей Алеси и блондинки Марины. Название пишется через «а» и означает вовсе не соединенный штат Америки. Это словечко на их домашне-междоусобном сленге означало что-то вроде «вааще!» или «клево!». Остальное они расскажут сами.
Корр.: В вузе вы изучали...
Алеся: Режиссуру массовых праздников.
Корр: ???
Алеся: У меня такая же была реакция, когда я прочитала, какие бывают специальности.
Корр.: У меня такая реакция была на факультет «почвоведение».
Алеся:???
Марина: вообще это у нее с детства. Я не удивилась, когда она туда поступила. Она постоянно устраивала какие-то концерты на улице.
Алеся: У нас во дворе был ДНД
Марина: Дом Народной Дружины. Дяденьки с красненькими повязочками ходили и смотрели, чтобы хулиганы не хулиганили.
Алеся: Возле этого ДНД была сцена и скамеечки. А еще мы с Маринкой нашли пачку корешков от билетов. До них, правда, дело не дошло, мы просто закатили концерт допоздна. Исполняли все, что угодно – песни, танцы, сценки.
Марина: Мы расклеивали афиши по всему городу - группа такая-то. Потом через какое-то время подходили, смотрели со всеми и приговаривали: «О! Это – опять они! Надо еще раз сходить, в прошлый раз классный концерт был!»
Корр.: Говорят, вы в Гамбурге были. Чего вас туда понесло? Гамбургеров захотелось?
Алеся: Я слышала, что многие с нашего института ездили в Германию и другие страны выступать. Это меня взбудоражило. Во-первых, мне больше всего было интересно: как это – на улице играть? У нас играют люди бедные, а там отношение к уличным артистам другое. Там у нас стоял рюкзачок. Рекорд – за 5 минут 80 марок. А еще я петь хотела научиться. Я очень не хотела петь, как нас всех учили.
Корр.: На режиссуре массовых праздников?
Алеся: Нет на эстрадном отделении. Я туда перевелась после второго курса. И закончила их три (курса).
Корр.: А что у них не так?
Алеся: Там не учили академической постановке голоса, а вообще не понятно какой. Но мне трудно говорить, потому что я почти не училась. Мне сразу не понравилось. Я хотела по-своему научиться. Я не понимаю, что такое «эстрадная постановка голоса». Я знаю народную и академическую.
Корр.: А папа у вас правда с парашютом прыгает?
Алеся: Папа уже взросленький, он уже не прыгает
Марина: он прыгал два года на срочной службе (раз пять), а потом на нормальной – около шестиста? Шестистов? Шестисот ? Шестьсот прыжков за три года. У него несколько дней рождения.
Алеся: Один раз у него не раскрылся основной парашют, он раскрыл запасной, а в это время стал раскрываться основной, и если бы они схлестнулись, они бы погасли. И он вытянутыми руками держал стропы до самой земли. Это, практически невозможно. И, соответственно, в два раза медленнее летел, потому что два парашюта. А там внизу уже стояла и скорая, и все остальное, потому что уже думали – труп летит. Мама, конечно, не могла прямо ему сказать «хватит прыгать».
Марина: Она намекала.
Алеся: Мы уехали в Молдавию. Там фрукты, лето, море.
Марина: он просто бросил Армию и ушел на другую работу: заведующим базой охотников и рыболовов.
Алеся: Следующая часть детства у нас прошла на воде. Я ловила рыбу – красноперых и подлещиков. Первые три рыбки я выпустила – жалко было. Потом стала выпускать только окуньков, потому что их чистить трудно. Раков ловила руками, без маски даже.
Марина: Представляешь, дети предоставлены сами себе, но в ограниченном пространстве – там забор, домики такие, озеро, раки, собаки... А зимой была школа, кружки, бальные танцы. Мы сами захотели, нас родители никогда не заставляли. Мы всякие первые места на республиканских конкурсах занимали. Мы там и сертаки, и бузуки, и ламбаду, и брейк-данс изучали.
Корр.: А в Белоруссии?
Марина: это было после Германии...
Алеся: Нет, сначала наш папа поехал служить в Афганистан. Без нас. Нас не взяли. И его полк из Афганистана весь вывели в Германию. На эшелонах. Железнодорожным путем. А мне оставалось две недели доучиться до конца школы. Мы переехали туда, и я там доучилась. А мама у нас художник, но она профессиональная мама и занимается, в основном, нами и нашей третьей младшей сестричкой.
Корр.: А из Германии вы в Молдавию?
Алеся: Нет. Молдавия была в детстве, после Чехословакии, где Маринка родилась. Потом была Россия, потом опять Молдавия. Но когда папу забрали в Афганистан, у меня детство кончилось. Потом мы на все праздники дарили маме детские вещи и погремушечки, и достали ее так, что она родила нам еще одну сестричку. Мы были рады, потому что ей можно платьица всякие покупать...
Корр.: Куклу хотелось?
Марина: Да. А у папы возле роддома был приступ смеха, когда он узнал, что родилась еще одна девочка. Он стоял часа два, ржал и не мог сойти с места. Мимо ехал друг, который его полгода не видел, а когда увидел, как он смеется возле роддома, сказал: «О! Привет! У тебя что, третья дочка родилась?»
Алеся: В общем, доучилась я две последние недели в Германии (это было еще ГДР), и всех выпускников выслали в Союз. А у моего папы есть брат, он все время звонил... Пользуясь случаем, передаю привет дяде Гене!.. Он все время звонил и говорил: «Только ко мне! Ко мне пускай приезжает, я ее поступлю!» Он хотел меня в радиотехнический поступить, но я пошла и поузнавала, какие есть институты, и поступила на режиссера массовых праздников. Просто меня дядя все время камвольным комбинатом пугал, и я с перепугу все экзамены выучила. А остальная семья еще четыре года жила в Германии, но потом приехала не к дяде Гене, а в Тулу, а потом опять в молдавию, а потом опять в Тулу... Это же номально, это все – военные дела... Сейчас они в Туле. Мы надеемся, что они переедут в Минск. не к дяде Гене, а к нам.
Когда мы переехали сюда из Чехословакии, родители взяли накопленную тысячу рублей и на 21волге поехали нам показывать нам Советский Союз. В Чехословакии мы не были в детском садике и играли во дворе с чехами,поэтому хорошо знали язык. Мы жили не в гарнизоне, а в городе. Теперь я почти все понимаю по-чешски, но разговаривать уже не могу. Мы не мажоры, как это может показаться, хоть по заграницам и катались. У нас родители веселые. Папа из-за своих прыжков не пошел в академию, да и в партию не хотел. А Германию мы изучили по Гамбургу. Еще мы были на острове Зюльд – это такой остров в северном море, в форме балерины. Такое ощущение, что конец света...
Марина: В одну сторону идешь – море, в другую сторону идешь – море. Ширина – километра четыре, а протяженность, по-моему, 35км.
Корр.: Вы лучше про Гамбург расскажите, вы же уже начали...
Алеся: В общем, поучилась я на режиссуре, поняла, что театральной актрисой я быть не хочу. В детстве я говорила, что хочу быть артисткой, но никак не могла определиться. Но что бы мы ни делали на нашем курсе, я все время занималась музыкальном оформлением, играла, пела. Просто, когда я училась в музыкальной школе, учительница сказала мне, что она бы мне не только петь, но и разговаривать запретила. Видимо, поэтому мне очень хотелось научиться петь. Я была маленькая, кучерявая, в фартучке, смотрелась диковинно. Меня в хоре ставили в первый ряд и просили не петь. Я пела то партию первых голосов, то вторых, и всех сбивала...
Проректор послушал меня в каком-то капустнике и предложил перевестись на эстрадное отделение. Там мне не понравилось, но чему-то научиться хотелось. И попеть в незнакомом городе. В первый раз я поехала в Гамбург с небольшим коллективчиком, я пела и играла на гитаре, а еще скрипка была. У меня там появилось много друзей. Потом я одна поехала с двенадцатиструнной гитарой, и никто не мог понять, что это за инструмент такой. А в третий раз Маринка сказала: «А поехали-ка мы вдвоем на два голоса петь». Мы быстренько все разучили и разложили. Я тогда уже знала, что надо петь. Там всегда спрашивали: «Русские песни – это такие грустные и трагичные?», а я отвечала: «Нет, веселые и жизнерадостные». Но «Калинка-малинка» и «Катьйуша» не пели, даже если просили. Мы свои песни сочиняли и выдавали за русские народные.
Марина: Стихи она в детстве писала до 4х утра под одеялом с фонариком. А я – сидя на унитазе.
Алеся: Музыку я сначала сочиняла на пианино и выдавала их в школе за этюды, которые было лень разучивать, но мудрая учительница делала вид, что не замечает. Потом мама купила себе гитару, а я ее нашла и давай учиться на ней играть. В конце концов, мама бросила гитару, а я стала песни сочинять. У меня это так легко получалось, что я считала, что все так умеют. Я и сейчас так думаю, просто другим лень, а мне нет. Но я не пишу, когда мне плохо, когда депрессия.
Корр.: Ну, а дальше? В Гамбурге ты выдавала свои песни за русские народные...
Алеся: В Гамбурге мы тоже могли остаться. Я там поступила в Зингер Академи (дословно перевожу – оперетская академия). Но я тосковала по Родине – не знаю, что, но что-то мне тут больше нравится...
Еще у нас там была работа фотомоделями в журнале «ЙоЙо» – молодежно-одежном. Как-то раз к нам подошла тетенька и спросила, можно ли нас сфотографировать. Мы были злые, потому что дождь шел и невозможно было работать, и сказали: конечно, можно. А она спросила, не хотим ли мы попасть на обложку журнала «ЙоЙо». Мы ответили, что, конечно, хотим, не спросив, сколько нам за это заплатят. Оказывается, за то, что нас красили, одевали, нам еще и денег дали. Но потом нам там надоело жить.
Корр.: А где вы, собственно, жили?
Алеся: Да квартиру снимали! В первый раз ехали вообще наобум. Мы тогда выступали на корабле и очень подружились с женихом и невестой. Они все кричали: «Приезжайте, мы вас устроим». И я знала только то, что кафе называется «Мюллер», находится оно где-то на Сан-Пауле, а друзей зовут Кристоф и Лола. Тупо пройдя все улицы в этом районе, мы их нашли.
Марина: Маленькая справка: мы приехали почти без денег, вещи сдали в камеру хранения, за которую почасовая оплата бежит, и забирать их, практически не на что. Они забрали нас, и мы жили двое суток у них дома, рядом с Диттером Боленом. Мы его не видели. Я пошла на дискотеку, куда он ходит, но меня не пустили – фейс-контроль не прошла. Было 2 часа ночи, я приехала туда на такси за бешенные деньги, потому что это – супер-дискотека, раз в жизни подготовилась и решилась на такое, но не взяла с собой паспорт, а мне сказали: до 18 лет не пускаем. Какие 18??? Неужели я так выгляжу? И пришлось в 2 часа ночи идти домой...
Мы там по полгода торчали. Как-то раз я в Германию одна ездила, но не с кем петь было. Я тогда на стройке работала. Умею полы циклевать. Сначала не умела, пришлось врать. Я так все время на работу устраиваюсь – говорю, что уже два года отработала. Я еще официанткой работала – пришла и сказала, что у меня какая-то категория невообразимая. Там был конкурс – 25 человек на место, и меня взяли. Еще я за ребенком ухаживала – кормила его из бутылочки. А как делать ремонт со мной потом папа советовался.
Алеся: А еще Маринка умеет машину хорошо водить. Папа ее учил, орал на нее полгода...
Марина: Что ты врешь? Я за четыре месяца выучилась – два месяца в автошколе и два с папой. Папа просто ставил машину на эстакаде и говорил: «Смотри. Это – карданный вал. Это – ямка у нас возле дома, это – трамвайные пути...» А там такие царапины. - «Больше не буду, папа.»
Алеся: Пока я пела на улице, подкопила деньжат и думала записать на них альбомчик. Эти денежки мне не пригодились, так как я их прожила. У меня открылась нереальная покупательская способность. Потом некоторые мои песенки забесплатно крутились по радио. Потом у меня был опыт работы с сессионными музыкантами – мы записали три песни. В то время я уже не представляла себя в гордом одиночестве под минус, потому что я попробовала – пела в разных клубах песни на английском языке. Я не помню, когда я поняла, что я – не певица, а солистка. Я стала спрашивать знакомых – «Хочешь поиграть?» - «Давай! Отчего бы не поиграть?» Потом постепенно люди менялись, оставались те, кому было интересно, и так сформировалась группа. Маринка играет на электротамбурине. Настраивать его сложно. Вообще, Маринка играет роль второго голоса...
Марина: С рождения...
Алеся: Нет. С тех пор, как стали петь. Она же тоже музыкальную школу закончила. Просто, до Германии нам и в голову не приходило петь вместе, а там к нам все время подходили и говорили: «Как у вас ложатся голоса!» Потому что они у нас похожи.
Марина: Нас там даже записывать хотели. Там один человек собирает музыку уличных музыкантов по всему миру. Он нам давал такую музыку, что мы и малейшего представления не имели, что есть такой народ, не то что музыка!
Алеся: про всех наших друзей рассказывать несколько суток можно.
Корр: Тогда про клип расскажите. Клип-то необычный! В качестве настоящих режиссеров его произведения выступили Григорий Панов и Сергей Карпов, музыкант из группы S.P.O.R.T., а роль режиссера в кадре сыграл великий и ужасный Александр Баширов. Наверняка какие-то воспоминания остались.
Алеся: Пока мы записывали альбом, жили в одной квартире и почти не общались – как обычная семья. А когда приехали в Санкт-Петербург снимать клип и поселились в гостинице, стали рассказывать друг другу анекдоты, как будто в первый раз встретились. По дороге я свитер довязала, было холодно, и я в нем снималась. А потом...
Марина: А потом поехали, и Алеся наступила в г...
Алеся: Марина!.. (море возмущения и даже небольшая пауза). Закрыли переезд, и мы объезжали карьер с голубой глиной, как на катере – грязищи на половину колеса, застрять боялись, но выйти и толкать было нереально – можно утонуть.
Клип снимали безо всякого сценария. И снимали его так хитро, что я не знала, что меня в этот момент снимают, все время провоцировали и заставали врасплох. Пока снимали, пришла какая-то местная бабулька и спросила: «Может, вам огурчиков?» Ну, еще Баширов смешной... Он все время орал что-то смешное.
Марина: он играл режиссера, а я должна была сценарий приносить. И говорил: «Давай так: ты будешь приносить мне сценарий, а я тебя палкой по голове!» Я отказалась, но он надавал мне по голове сценарием.

Часа за два мы обсудили все, о чем вообще прилично разговаривать – от музыкальных пристрастий до любопытного представителя семейства кошачьих, недоверчиво обнюхивавшего мои конечности, послушали все, от старинной группы «НОЛЬ» до новых, еще не изданных и даже не до конца сведенных мантановских произведений. В конце концов, Алеся устала и поинтересовалась:
Алеся: А когда интервью-то будет? Ты так ни о чем и не спросила!

Елена МОКСЯКОВА

взад
Напишите мне