Константина Никольского называют классиком, человеком-легендой и одним из основных прародителей отечественного рок-н-ролла. Но, прежде всего, он – самый народный Артист, и это проверено временем. По радио давным-давно предпочитают крутить, скорее, БГ или «МАШИНУ ВРЕМЕНИ», но на кухнях все равно поют Никольского! И если бы за каждое домашнее исполнение чужих произведений полагалось платить автору 1 копейку, то Никольский зарабатывал бы в год больше, чем Гусинский с Березовским за всю жизнь.
Не каждый день беседуешь с живыми классиками. Какой он? Первое впечатление: удивительно вежливый. Мы беседуем в одном из московских клубов, пока у его ансамбля идет саундчек. Никольский на всякий случай заботливо объясняет, что саундчек – это настройка инструментов, потом долго и настойчиво ищет для нас свободный столик и место, где потише, а найдя единственный, бесхозный высоченный стул-насест, настойчиво пытается усадить меня. Несмотря на то, как его достали журналисты.
Многие пытаются выискать какую-нибудь крамольную причину, по которой не удался его реюнион с «ВОСКРЕСЕНЬЕМ» или спрашивают, почему он не пишет новых песен, хотя и ежу понятно, почему. Он сказал все самое главное. По-своему. Цикл выражения его мировоззрения в песнях замкнулся. Никольский самовыразился. Конечно, все новое – это хорошо забытое старое, и каждый по-новому, по-своему делает то, что было до него, но зачем повторять себя? Слишком высоко была задрана планка, чтобы переливать из пустого в порожнее или опускаться до современной акынской «поэзии».
У Никольского было только два диска, теперь же появился третий - Best под названием "Музыкант. Лучшие песни".
Константин Никольский: Инициатором был Саша Бочков – генеральный директор студии «СОЮЗ». Просто, когда я записал альбом «Один взгляд назад» со своими старыми песнями, студия «СОЮЗ» не проявила к нему острого интереса, о чем потом пожалела. И пользуясь случаем, что 50 лет артисту грянет, они предложили, а я не отказался.
Корр.: А кто выбирал? Вы к этому руку приложили?
К.Н.: Подборку они делали. Это – их продукция... Но самое главное – то, что оба моих альбома – «Я бреду по бездорожью» и «Один взгляд назад» - записаны в совершенно в разных режимах. Основная задача была – подогнать их друг к другу, чтобы не было никаких провалов, выпадений.
Корр.: Но они с вами консультировались – что за чем, что будет на обложке и т.п.?
К.Н.: Они мне показывали. Обложка очень симпатичная – современный дизайн, светлые тона. Я специально делал студийную фото-сессию, чтобы было из чего выбрать...
Корр.: Вы планируете выпустить еще два альбома со старыми песнями...
К.Н.: Там будут старые очень известные и старые неизвестные песни. С этим составом мы уже занимаемся старыми неизвестными. Единственное, что нам мешает – это гастрольный тур, посвященный моему пятидесятилетию. Потом у нас будет небольшой перерыв перед гастролями в Сибири. Мы сделаем что-то из того, что собираемся записывать на следующем альбоме, и в этой поездке – в городах Ижевск, Пермь, Нижний Тагил – мы все это проверим на публике, «выграем» и заодно заработаем немножко денег, чтобы можно было позволить себе посидеть на студии. Потому что мы уже два раза приступали, но что-то не получилось. Думаю, что третий раз – решающий, и к лету уже что-то можно будет послушать.
Корр.: Вас не манили искушения в виде современных технологий...
К.Н.: Предлагали сделать «Ночную птицу» в стиле «рэп», сказали, что это будет лучше для молодежи. А я им говорю «Откуда вы знаете, что лучше для молодежи?» Молодежь разная. У нас на концертах полно молодежи, наравне со «старичьем» ходят. И мне кажется, что если они нам верят, мы не должны их обманывать. А если мы что-то сделаем в стиле «реп», что они скажут? Мы работаем в своем – игровом стиле. У нас на концертах мало синтезированных звуков. Нас четыре человека – достаточно опытные музыканты. И мы берем игрой, исполнением. Мне это нравится и в других командах, я люблю «игроков».
Корр.: Сейчас многие записывают альбом в одном варианте, а потом делают совсем другой – концертный вариант, с другими аранжировками...
К.Н.: Это большая сложность, особенно в связи с третьим альбомом. Играть-то мы его уже играем, но хочется что-то добавить. А сомнения в том, как это сделать на концерте. Если ввести еще какую-то «красоту», это будут лишние педали, кнопочки – большая проблема. Но мне кажется, что мы ее решим.
Корр.: Как вы думаете, почему современная музыка зашла в тупик?
К.Н.: Я не думаю, что она зашла в тупик, хотя определенные приметы тупика есть. Наверное, все мелодии уже написаны. Хотя, сейчас в Европе ожила струя живой этнической музыки. Это гораздо сильнее действует на человека – когда все инструменты живые. Все делается при тебе! как будто ты пришел в ресторан, и еду готовят при тебе, чистыми руками. Она начинает пахнуть, потом ты ее начинаешь кушать – процесс тот же самый. Это гораздо приятнее, чем купить что-то в упаковке, развернуть, а там Бог знает что. Когда нам что-то навязывают по телевизору, они знают, что мы все равно будем это кушать. Но ведь ты же можешь выключить! И найти что-то другое. И посоветовать друзьям.
Корр.: С чего вы начинали сочинять песни – с музыки или с текста?
К.Н.: По-разному. Бывало и одновременно. А песню «Прошедший день» я написал по фотографии. Я просто подумал, о чем бы мог петь этот человек, который запечатлен на фотографии с гитарой.
Корр.: А аранжировки у вас на каком этапе возникали?
К.Н.: Аранжировки я приношу как примерно продуманный материал, кому что играть, Какой должен быть ритм, тональность, чтобы мне было удобно петь, и какая-то фактура. Это называется «устная аранжировка». А потом мы все долепливаем в соответствии с тем, кто как умеет играть.
Корр.: А не было соблазна сесть в студию и там что-то поискать?
К.Н.: Сейчас, я думаю, он появится обязательно. Еще и потому что у меня много инструментов, которые можно использовать в качестве красок. Например, гитара «Чет Аткинс», которая работает только в пульт. Она не акустическая, она – деревяшка, но в пульте звучит потрясающе. Я ее на записи ни разу еще не использовал, а уже хочется. То есть мы сейчас займемся поиском фактуры, обрамления. Сначала мы сыграем «скелетик». Потом, например, можно будет сменить одни инструменты на другие и посмотреть, как этот «скелетик» будет выглядеть – прощупать, понюхать, послушать и остановиться на чем-то, что годится для конкретного произведения.
Корр.: Вы дома, у себя в квартире на гитаре играете?
К.Н.: Конечно.
Корр.: У вас для этого другая гитара?
К.Н.: У меня есть тренировочная. Это – корейский инструмент черного цвета с американскими звукосъемниками «Вашборн». Она хорошо звучит. Но я достаю настоящую и играю на ней, чтобы не забыть.
Корр.: А какой была ваша первая гитара, и что с ней стало?
К.Н.: Это была темная семиструнная гитара за 7р.50к. Когда мне было лет 11 или 12, мы купили ее вместе с отцом (он помогал выбирать) на Неглинке, в том самом угловом магазине. Она промокла в пионерском лагере, потом высохла, потом сломалась и рассыпалась. В пионерских лагерях все рассыпалось, потому что все играли у костра...
Корр.: Вы учились сами или наняли учителя?
К.Н.: Я, конечно, завел себе гитару сам. Потом один человек мне показал аккорды. А потом отец мне сказал: «Если ты хочешь заниматься, лучше бы ты устроился в какой-нибудь класс гитары, чтобы серьезно это все происходило». И я устроился на улице Правды (там, где сейчас казино «Софи») был дом культуры им. Чкалова, и в нем был класс гитары. Его вел очень известный в прошлом педагог – Геннадий Александрович Сечкин, и первые настоящие звуки я учился извлекать там.
Корр.: Вы помните свой дебют?
К.Н.: Профессиональный дебют был в 1974 году в ансамбле «Цветы». Концерт был во дворце спорта «Электросталь» в октябре или ноябре. У меня конкретно дрожали коленки, а пальцы еле шевелились.
Корр.: И с тех пор все было гладко, никакой лажи?
К.Н.: Бывало, конечно. Например, когда я работал у Юрия Антонова, в одном из концертов я все соло сыграл мимо. Соло должно быть красивое, я же умею, вроде как, он меня потому и взял! А меня лучом света ослепили совершенно, я не видел и не чувствовал, что я вообще играю. А он потом спросил у меня так зло: «Костя! Что было за соло? Что за соло?» Он такой. Жестокий парень...
Корр.: Что нужно для того, чтобы стать Музыкантом?
К.Н.: Прежде всего, нужно иметь слух. Потом это дело, конечно, надо полюбить.
Корр.: Можно ли научиться, если просто сидеть дома наедине с инструментом и что-то в нем искать?
К.Н.: До определенного момента, наверное, да. Но домашняя игра отличается от того, что приходится потом делать на сцене. Другого рода звукоизвлечение, другая подача. Все равно, что играть в волейбол в однокомнатной квартире или на настоящей, большой площадке. Да еще если люди придут...
Корр.: На «Efes Pilsener Blues Festival» привозили американских дядек-блюзменов, и они почти все в один голос говорили, что совсем не обязательно где-то учиться...
К.Н.: Врут. У них такое количество лет практики, что они сейчас могут сказать, что учиться не надо. Но практика – это и есть учеба. Каждое выступление – это или репетиция, тренировка, или шаг вперед в деле мастерства, звукоизвлечения. Я на концерте не был, но даже увидев по телевизору, обалдел. Они такие опытные и грамотные, что просто диву даешься! Но они работают по клубам, всегда живьем – это колоссальный опыт. Это они шутят – «Что там учиться? Взял и заиграл». Ничего подобного!
Корр.: Кстати, из тех троих, которых по телевизору показали, двое имели музыкальное образование, а третьему – Попси, который всю жизнь на сцене, было за семьдесят... А насколько вам пригодилось традиционное образование? Вы используете ноты?
К.Н.: Конечно, использую иногда. Например, сегодня написал одну гармонию нашему клавишнику...
Корр.: Аккорды, которые проставлены на буклете сборника, - это то, что вы играете, или это только гармонии?
К.Н.: Это – как раз то. Я сам их туда вписал. Ко мне приходили и уточняли то, что взяли в Интернете, потому что Интернет – это такая вещь, которой доверять нельзя... Я считаю, что у меня песни простые совсем, а самый сложный аккорд – это какой-нибудь уменьшенный.
Корр.: Вы слушаете радио?
К.Н.: Я слушал лет восемь назад массу этих FM-радиостанций, сейчас намного меньше. Сейчас я покупаю себе какие-то пластинки, которые я хочу слушать, и из которых я могу почерпнуть что-то для себя, как гитарист. У меня хорошая система – high end, на ней все это – можно слушать серьезно, с анализом.
Корр.: Не мешает ли профессиональный, аналитический подход настоящему, чувственному восприятию музыки?
К.Н.: А у меня переключатель есть. Я могу это воспринимать, как человек, который просто купил билет и слушает: нравится – не нравится... Были моменты за последние лет 10... На концерте того же Билли Джоэла, когда он запел песню «Honesty», я просто сполз со стула, слезы у меня по животу по текли, и я подумал: «Какое счастье!». Еще я специально ездил на концерт Гэрри Мура, который был в Ленинграде не так давно (в Москву он почему-то не поехал), и мне удалось присутствовать на настройке – я там тоже слезу пустил от пары нот настоящих...
Корр.: А вам за все эти годы ни разу не хотелось написать что-нибудь инструментальное?
К.Н.: Хочется, но я пока не умею. Инструментальные пьесы – это отдельный жанр. Раньше я заполнял «музыкальное время» какими-то словами, а потом играл соло. А теперь получается, что соло нужно играть вместо слов. Там своя драматургия, и я пока ей не владею, но хочу овладеть.
Корр.: Вам не хотелось набрать себе под крыло кучку молодых дарований?
К.Н.: Нет. Слишком большой разрыв. Если я приду к молодой команде, к ребятам, которые уже как-то по-своему «зацепились» и играют, и начну объяснять им, как надо, я их просто разрушу. Если они неглупые ребята, они поймут разницу, и многие из них бросят это дело. Так же, как я, когда слушаю Гэрри Мура, думаю: «Я никогда так не смогу». Но я уже – человек опытный, я все равно не бросаю занятия гитарой, а у них может команда распасться и все. Пускай они лепят, как хотят.
Корр.: Для того, чтобы написать умные слова, нужно что-то пережить?
К.Н.: Не знаю. Я самое свое умное написал, когда практически ничего еще не пережил. Я потом понял, про что я это писал. Я сейчас уже не помню, как это было. На фоне каких-то переживаний. Но не по поводу неудачной любви, а по поводу происходящего вокруг меня.
Корр.: А сейчас уже не переживаете?
К.Н.: Переживаю, но об этом уже написано. Мной. То есть я раньше, был автор, а сейчас я исполнитель. Получается, что я сам придумал себе репертуар.
Корр.: Вы запели не сразу. Почему вы вообще это сделали?
К.Н.: Пением я не собирался заниматься. Жизнь заставила. Просто, я решил: ЧЕМ Я БУДУ ДОЛГО ОБЪЯСНЯТЬ СОЛИСТУ, О ЧЕМ ЭТА ПЕСНЯ, пусть я ЛУЧШЕ сначала, может быть, фальшиво, а потом все более крепко, СПОЮ САМ. Это – дело практики. Лет за 10 я не то, чтобы овладел искусством вокала, но... Я уверенно себя чувствую. То есть раньше в ансамблях, где я работал, я пел песни по 3-4 и сдыхал напрочь, а сейчас я спокойно пою 2-3 часа и нормально себя чувствую. Я думаю, что это – результат.
Елена МОКСЯКОВА
