Как я выбрасывала мусор.
В комнате обнаружились альбомы фотографий: мне два месяца, мне полтора года, я на елке в детском саду, я выступаю в школьной самодеятельности. Я? Ничего общего. Смотрю я на себя в зеркало, а потом на "это" с хомячьими щечками и тупыми-тупыми глазками. Обыкновенный ребенок. Можно сказать, привлекательный. Но это - уже не я! И на фига мне, спрашивается, было хранить все это столько лет в своей крошечной 12-метровой конуре? Для такого добра отдельный сарай нужен. Все, знаете ли, начинается с малого. Сначала мы перестаем выкидывать вышедшие из моды, но неизношенные шмотки: авось обратно войдут в своей первозданной красе. Потом кто-то красивый (например, актер), кто нам совсем не нужен, но о ком мы много лет мечтали (на досуге), женится на другой, и это вызывает у нас нервный срыв. А ведь появись он еще через пару лет, мы бы испытывали только обиду и ненависть: "где ты был, скотина, когда я без тебя жить не могла?" Но и это еще цветочки: потом появляется ненавистная работа, "на которую я потратила столько сил", да еще "столько лет училась в институте"; муж, который "дорог мне как память"; дети, которые выросли, но обязаны нас слушаться, потому что мы к этому привыкли. Понятно, да? Лично я, в очередной раз решила, что не повторю ошибки своих родителей, и выбросила все, что сочла ненужным, то есть вещи, которыми я не пользовалась в течение хотя бы одного года. В комнате стало просторнее, но вот в голове...
Однажды я решила выбросить весь хлам из своей комнаты - вдруг в ней хоть немного места появится. И что бы вы думали? Теперь там можно танцевать. Но знаете ли вы, каково это - выкидывать розу, которую "он подарил мне в 1993 году"? А откровенные дневники, которые я вела на заре пубертатного периода и одну тетрадку, в которой стояла первая и последняя пятерка по математике? А двадцать блокнотов, в которых были начаты романы про индейцев и боровшихся за их права красавиц-колонисток (которые почему-то всегда начинались словами "одна маленькая девочка")? А переписку с подругой из Урюпинска (целая коробка на тему "у меня все хорошо, вчера познакомилась с отпадным чуваком")? Всю стену занимали детские книги. Выбросить? Раздать бедным? А что, если у меня будут дети? Но современные дети не будут читать Фенимора Купера или Сельму Лагерлеф. Они будут смотреть телепузиков с покемонами и рубиться в какой-нибудь "Дум" .
Самое сложное несла в себе моя голова. В глубине моего захламленного подсознания таилось знание: нельзя дважды войти в ту же реку. Если ты в августе поедешь на какие-нибудь Багамы, где тебе уже было хорошо в прошлый август, то тебе там будет плохо. Во-первых, все будет по-другому, и ты будешь разочарована. Во-вторых, тебя будут преследовать щемящие воспоминания. Но ты целый год мечтала, и поэтому ВСЕ РАВНО туда поедешь. Это называется "назло кондуктору: куплю билет, пойду пешком".
Конечно, ни на какие Багамы я не поехала. Просто есть некий уездный город N, в котором я провела самые лучшие из своих детских лет. Однажды я туда приехала и узнала, что "моя первая любовь" в этот самый день женится. Спустя пять лет я еще раз приехала и узнала, что супруга его вот-вот родит. Полюбоваться красотами или позволить себе то, что не могла в детстве, тоже не удавалось. Либо я жила у знакомых, и туда нужно было возвращаться в детское время (никаких тебе ночных дискотек, пьянок и гулянок), либо в гостинице, и все деньги уходили на еду или оплату номера. Мало того, приходилось посещать всех моих знакомых и знакомых моих бабушки с дедушкой, и подробно им рассказывать, как у меня дела. У них, конечно, можно было поесть, но ради такого случая приходилось на протяжении трех часов плести устное сочинение. Или смотреть на рано обабившихся одноклассниц, у которых муж алкоголик, любовник козел, сын дебил, а младшенькая - ути-пути - такое солнышко! Они могли бы положить меня спать на раскладушке, после которой болит спина и заговорить до смерти. Одна такая давняя подруга недавно приезжала к моим бабушке с дедушкой и громко, не давая вставить слово, на протяжении пяти часов рассказывала о семейных перипетиях какой-то своей однокурсницы и прочих незнакомых людях. В конце концов, старикам стало дурно. Они тали искать все менее и менее вежливые доводы и намеки, дабы избавиться от назойливой гостьи, но не тут-то было. "Голова болит? Я все понимаю, вы ложитесь, а я буду вам рассказывать." Еле отделались. И такое общество всякий раз грозило мне.
В этот раз все было иначе. Родители моей подруги срулили куда-то в Европу, и можно было торчать у нее целую неделю. Я набрала вечерних платьев (там в этом ходят в нечто типа "Макдональдса" и по городскому парку гуляют, больше все равно пойти некуда), взяла немного денег на "развлечения" (ели бы я знала, что их придется проесть!) и ломанулась в город детства. Я была уверена: там мне будет спокойно. Моя подруга - девушка из уважаемой династии педагогов, тихая, спокойная, интеллигентная и очень воспитанная, когда она приезжала ко мне, то производила благотворное впечатление на родителей, а мне ничем не мешала.
- Знаешь, я ночью очень хотела жрать, поэтому в холодильнике больше ничего нет, - поведала Маша, как только я втащила в квартиру свой чемодан. Однако, яичницу с черным хлебом все-таки выдала. Именно ею она, как выяснилось, и привыкла питаться. Всю дальнейшую еду покупала и готовила я. Неудобно было прашивать, чем еще питалась моя подруга. Я вежливо таила дыхание, но в голове настойчиво барахталась чеховская фраза "а вечером мама заходила в детскую, открывала окно и говорила, что нельзя перед сном кормить детей черным хлебом". Но ларчик просто открывался: проблемы с канализацией. То ли не было там сифона, то ли что-то сгнило, но надолго открывать дверь в гованну (прост. - совмещенный санузел) не рекомендовалось. Гованна представляла собой унитаз, к которому нужно было протискиваться в обход стиральной машины, и местами коричневую ванну, цвет которой Маша объяснила просто. - А зачем ее мыть? У нас такая ржавая вода иногда едет! Через пару недель опять будет коричневая.
Но наибольшее впечатление на меня произвела не сама ванна, а то, что на ней стояло. Многочисленные пестрые коробочки из-под шампуней, лосьонов, кремов и зубных паст, как правило, с иностранными надписями и непременно пустые. Можете себе представить? Обычно люди мусор выбрасывают, здесь же принято украшать им квартиру. Выйдя из гованны на воздух, я поняла, что та же картина творится везде. На балконе, к примеру хранились прошлогодняя (в лучшем случае) елка, похожая на рыбий хвост, пластиковые двухлитровые бутылки, связанные в стройную батарею, и такая же батарея картонных пакетов из-под сока. Стол в комнате был зарыт в книги и сухие цветы, на него можно было положить почти карманный ноутбук, но ноги под него уж точно не вмещались. В шкафу плотно и беспросветно висели вешалки с вещами, а поверх "плечиков", как на полку, были уложены свитера. Но апогеем по праву можно считать кухню. Посуда сушилась на столе (1 кв. м, кушать негде). В сушилке для посуды хранились пластиковые "стаканчики" из-под йогуртов, потому что она держалась на соплях и не могла выдержать ничего более существенного. Горячая вода на кухне не шла, а электрические и телефонные розетки свисали из стен вырванные с мясом.
- У моего папы руки смотрят туда, откуда растут, - пояснила Маша. - А денег на мастера нет.
Под сушилкой были приклеены пестрые крышки от масла и прочих трофеев, которые родители ежегодно привозили из-за границы. Рядом с мойкой стояла газовая плита, и помытую посуду нужно было носить через всю кухню на стол по одной тарелке. В холодильнике хранилось все, вплоть до лука, так как всю оставшуюся территорию занимали бутылки из-под элитарных напитков типа мартини, которые были выпиты машиными родителями за всю жизнь, а также сухие цветы и баночки из-под кремов. Сковороды было две, обе тефлоновые, но к ним не было ни одной адекватной лопатки. Воду кипятили в кастрюльках (чайник давно прохудился). На это у Маши тоже было объяснение: "Они едят на работе, а дома только завтракают - яичницу себе жарят. Они вообще домой только спать приходят." Может, они хотя бы спят по-человечески?
Спать нам пришлось на их двуспальной кровати: раскладное кресло сломала машина сестра перед отъездом в Европу. Кровать явно была старше меня и Маши вместе взятых. В середине ее образовался горный хребет, у стены человек застревал в ловушке (как в гамаке), а с другой стороны просто скатывался на пол.
Я смирилась с тем, что мне придется провести здесь неделю, и стала изучать окружающую среду. Машины родители собирают мусор. А то же собирает Маша? Ответ был ошеломляющим. Маша собирает парней! Они приходили к ней каждый вечер, и всегда разные. Днем она рыдала, не зная, как отменить встречу с одним, потому что позвонил другой. Выбрать какого-то одного она не могла, потому что пришлось бы бросить всех остальных. Как-то раз в гости напросились сразу трое. После целого дня истерики Маша уперлась к четвертому, а мне велела не открывать дверь и сделать вид, что меня нет в квартире. С девяти вечера и до трех часов ночи они методично звонили в дверь. Милицию я вызывать не отважилась: что будет, если стражи порядка найдут в квартире постороннего человека с московской пропиской? Зато время от времени звонила Маше и шепотом (чтобы не подавать за входную дверь признаков жизни) докладывала обстановку. Она только рыдала и причитала: "Что же делать?" А мне, блин, какая разница? Я спааааать хочу! В конце концов, оглушительный дверной звонок охрип и стал издавать нечленораздельное, слабое жужжание. Гости это смекнули и стали пинать дверь. Я снова позвонила Маше, и тогда ее парень придумал выход. Он позвонил одному из гостей на мобильный и пригласил к себе. Когда гости добрались туда через весь город, им тоже никто не открыл, но это уже были не мои проблемы. Утром на машиной двери мы обнаружили следы ребристой подошвы. Замок был почти выломан, еще минут пять, и дверь могла распахнуться. Как выяснилось в последствии, гости приперли с собой дорогущую видеокамеру. Можете себе представить, какие они строили планы, ломясь с ней среди ночи к двум девицам.
Что и говорить, отдохнула я славно, погуляла тоже. Тусовка, в которой я планировала вращаться, собиралась каждый день с семи до восьми и целый час пила парке, после чего разбредалась по домам. Все это время они выясняли, кто, что и кому должен. Например, кто богаче или кто, у кого и сколько стрелял сигарет. Прочие прогулки по памятным местам ничего не дали. Друзья детства переехали, на месте детских площадок построены дома, на месте оврага - автостоянка, озеро в парке почти высохло и превратилось в болото с камышами, фонтан выключен, в продуктовых магазинах вместо моего любимого мороженого продают колготки, а "первая любовь" уехал с женой и ребенком на дачу.
Домой я возвращалась с облегчением. Я уже скучала по своей просторной и чистой комнатенке и жалела, что не осталась загорать на московских пляжах. Я могла сходить в лес за грибами, могла дописать какой-нибудь роман про индейцев или просто лежать в своей кровати, есть, спать и смотреть сериалы. Следующий отпуск в следующем году. Что я буду делать на этот раз? У меня была давняя мечта...
Стоп. Теперь, как только я ловлю себя на таком словосочетании, меня начинает мутить. Мечты нужно отпускать, как только у них выходит срок годности. Я живу сейчас. Я не хочу думать о том, что будет завтра или было пять минут назад. Потому что сейчас мне хорошо. Реальные проблемы длятся считанные секунды, и страдания нам причиняют не проблемы, а то, что мы их складируем. Вот на этой полочке моя вчерашняя проблема, на этой - позавчерашняя. Я - музей, я вытираю с них пыль и всем показываю. А зачем? Ведь большую часть времени все хорошо. И если я ем мороженное, зачем мне думать про "этого козла"? Или о том, что я растолстею? Я буду думать о том, что я ем вкусное мороженное, и это очень-очень приятное занятие.
Елена МОКСЯКОВА
РЕАНИМАЦИЯ